Отдавая должное миссии свободы во всеобщей истории  государства и права Председатель Верховного суда США Уоррен Бергер (1907-1995)  заметил, что «история свободы — история постоянного противостояния произволу государственной власти — «надевание уздечки свободы на непослушного коня»»¹. Очевидно, что история западной цивилизации очень многим обязана борьбе наиболее отважных людей и народов за свою свободу. Ныне уже невозможно исчислить сколько крови было пролито, сколько жизней было отдано ради её увековечивания на скрижалях истории. Именно поэтому право на свободу (далее – комментируемое, данное право) стало важнейшей составляющей, практически, всех фундаментальных актов международного сообщества, о чём свидетельствуют статья 3 Всеобщей декларации прав человека², статья 5 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод³, статья 9 Международного пакта о гражданских и политических правах⁴, статья 6  Хартии ЕС об основных правах⁵.

Во Всеобщей декларации прав человека данное право нашло своё воплощение в следующей редакции: «Каждый человек имеет право на жизнь, на свободу и на личную неприкосновенность» («Everyone has the right to life, liberty and security of person»), что дало основание любому индивидууму претендовать на наличие у него и, соответственно, на защиту трёх  разных прав: права на жизнь, права на свободу и права на личную неприкосновенность. В несколько иной редакции комментируемое право нашло своё отражение в упомянутых статьях указанных выше остальных актов: «Каждый человек имеет право на свободу и личную неприкосновенность» («Everyone has the right to liberty and security of person»). Подобная редакция данного права дала основание ряду правоведов в комментариях к соответствующим статьям Конституции Российской Федерации и Конституции Украины утверждать о наличии у человека одного, единого и нераздельного права: права на свободу и личную неприкосновенность⁶. Таким образом  возникла реальная опасность искусственного ограничения числа прав человека путем низведения двух из них — права на свободу и права на личную неприкосновенность — к одному: праву на свободу и личную неприкосновенность.

При этом под последним понимается обязанность государства воздерживаться от применения к человеку неправомерных принудительных мер  (задержания, заключения под стражу /ареста/, эвакуации, медицинского обследования, помещения в больницу, приют и тому подобного). Очевидно, что подобное толкование права на свободу лишает его самостоятельного содержания в деле защиты человеческого достоинства. Утверждение одного права вместо двух иначе, чем неспособностью адекватно раскрыть самостоятельное содержание каждого из них объяснить очень сложно.  Однако, увы, именно по этому пути пошла практика Европейского Суда по правам человека. В частности, в одном из обзоров  практики  этого Суда по данной категории дел указывалось: ««Право на свободу и личную неприкосновенность» – в своем роде уникальное право, поскольку это выражение должно рассматриваться как одно целое. Понятие «личная неприкосновенность» должно восприниматься в контексте физической свободы… Гарантия «личной неприкосновенности» содержит требование, которое было сформулировано страсбургскими органами в процессе толкования и разъяснения права на свободу, закрепленного в статье 5»⁷.  Подобная позиция нашла своё отражение и в другом обзоре практики Страсбургского суда: «В своих решениях по ряду дел, в том числе по делу Altun v Turkey (2004 г.), Суд чётко выразил мысль о том, что понятие личной неприкосновенности согласно статье 5 нельзя толковать обособленно (т.е. отдельно) от права на свободу… Касательно других дел Суд высказал мнение, что понятие «личной неприкосновенности» может быть приравнено к обязательству предотвращения произвольного лишения свободы: см., например, дела Bozano v France (1986 г.) и Ocalan v Turkey (2005 г.)»⁸. На такой подход Суда при толковании права на свободу обращают внимание и другие авторы⁹.

На наш взгляд, одной из причин подобной позиции стало отсутствие в Европейской конвенции в качестве объекта самостоятельной защиты такой основополагающей правовой ценности, как право на неприкосновенность человеческого достоинства¹⁰.  Тем самым Страсбургский суд оказался лишенным важнейшей системы координат при толковании и применении тех прав человека, которые нашли своё воплощение в данной Конвенции. Соответственно, комментируемое право, лишенное такой «архимедовой точки опоры»¹¹  как человеческое достоинство, уже заведомо было обречено стать невольной жертвой упомянутой порочной практики Европейского Суда.

В настоящей работе, следуя традиции Всеобщей декларации прав человека, право на свободу и право на личную неприкосновенность различаются в качестве двух отдельных прав, поскольку каждому из них международным сообществом отведена своя особая миссия в деле защиты соответствующей грани человеческого достоинства.  Учитывая непрерывный рост разнообразных угроз последнему  искусственное сужение арсенала правовых средств его защиты представляется недопустимым. В свете упомянутого обращает на себя внимание то, что свобода и личная неприкосновенность рассматриваются в качестве разных правовых благ, например, в части 2 статьи 2 Основного закона ФРГ: «Каждый имеет право на жизнь и физическую неприкосновенность. Свобода личности ненарушима. Вмешательство в эти права допустимо только на основании закона»¹², а также в  § 7 Конституции Финляндии 1999 г.: «Право на жизнь, личную свободу, неприкосновенность»¹³. Точка зрения о том, что право на свободу следует отличать от права на личную неприкосновенность в последние годы обретает всё больше своих сторонников. В частности, в ряде комментариев к части 1 статьи 22 Конституции Российской Федерации отмечается: «Одним из прав, тесно связанных с правом на свободу, является право на личную неприкосновенность, о котором также говорится в ст.22»¹⁴. Соответственно, каждое из этих прав требует своего отдельного исследования. Настоящее посвящено праву на свободу. Праву на личную неприкосновенность посвящено другое¹⁵.

Наглядной иллюстрацией реализации комментируемого права может служить реакция восьми советских граждан на произошедшее с  20 на 21 августа 1968 г.  вторжение вооруженных сил стран-участниц Варшавского договора на территорию Чехословакии. 25 августа 1968 г., ровно в полдень, у Лобного места на Красной площади в Москве смельчаки развернули плакаты с лозунгами "Мы теряем лучших друзей!", "Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!", "За вашу и нашу свободу!", "Свободу Дубчеку!"¹⁶. В течение нескольких минут эти приверженцы права на свободу по всем канонам авторитарного режима были задержаны и жестоко избиты сотрудниками КГБ СССР. Это тот редкий случай, когда люди, отстаивая право на свободу других людей, расплачиваются за это своей личной неприкосновенностью. Сей эпизод наглядно развёл в разные стороны два права: право на свободу народа Чехословакии и право на личную неприкосновенность её советских поборников. Таким образом, различие между этими правами особо ярко проявляется в условиях авторитарного режима.

Несмотря на то, что все права человека универсальны, неделимы, взаимозависимы и взаимосвязаны, такое же противоречие имеет место между правом на жизнь и комментируемым правом. У них разная функция: первое призвано обеспечить биологическое существование человека, второе — его социальное бытие в условиях демократического режима.  Вместе с тем, жизнь сохраняется и в рабстве, но человеческое достоинство — только в условиях свободы. Право на свободу является непременным условием обеспечения человеческого достоинства, в то время как право на жизнь такой гарантии не дает. Хотя и не все могут рассуждать подобно национальному герою Ирана Бабеку (800-838) о том, что «лучше жить один день свободным, чем сорок лет жалким рабом!»¹⁷, но, в действительности, в борьбе за свободу человек всегда сохраняет своё достоинство, а вот в борьбе за жизнь может легко его потерять. Например, одной из самых бесчеловечных форм реализации «права» на жизнь является каннибализм: индивид сохраняет свою жизнь за счёт жизни другого человека. Об этом жутком явлении в условиях лагерной империи Солженицын упоминал несколько раз в своей книге «Архипелаг ГУЛГ». В частности, автор писал: «На штрафной подкомандировке СевЖелДорлага (начальник — полковник Ключкин) в 1946–47 годах было людоедство: резали людей на мясо, варили и ели»¹⁸. Случаи каннибализма приводила в своей книге «Крутой маршрут» и многолетний узник советских лагерей Е.С. Гинзбург (1904-1977)¹⁹.

Нередко, «право» на жизнь государство предоставляет человеку только в обмен на его достоинство и свободу. Предательство – классический пример подобного рода выбора.  Предательство в условиях тоталитарного режима означает  отказ от права на человеческое достоинство и, соответственно, отказ в праве на свободу своим соотечественникам. Когда предательство становится стереотипом массового поведения следует констатировать добровольный отказ народа от политической свободы. По оценкам некоторых историков, свыше 80% репрессированных в годы сталинского террора  -  жертвы взаимных доносов обитателей СССР друг на друга. Особенно популярным было обвинение ближнего своего в антипартийной, антисоветской и прочей жестоко наказуемой деятельности.

Пытаясь докопаться до истины в этом вопросе, А.И. Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ» писал: «Если бы счесть по обзору наших Потоков всех посаженных по этой статье /статья 58 УК РСФСР 1926 г./, да прибавить сюда трёхкратное количество членов семей — изгоняемых, подозреваемых, унижаемых и теснимых, то с удивлением надо будет признать, что впервые в истории народ стал враг самому себе, зато приобрёл лучшего друга — тайную полицию»²⁰. А, объясняя мотивацию такого «всенародного» порыва души к предательству себе подобных, этот дотошный исследователь лагерного быта уточнял: «Если бы дано нам было узнавать скрытую движущую силу отдельных арестов — мы бы с удивлением увидели, что, при общей закономерности сажать, частный выбор, кого сажать, личный жребий в трёх четвертях случаев зависел от людской корысти и мстительности…»²¹. При этом автор особо обращает внимание на основной метод строительства отношений в советской державе: «В борьбе друг с другом людей на воле доносы были сверхоружием, икс-лучами: достаточно было только направить невидимый лучик на врага — и он падал. Отказу не было никогда. Я для этих случаев не запоминал фамилий, но смею утверждать, что много слышал в тюрьме рассказов, как доносом пользовались в любовной борьбе: мужчина убирал нежелаемого супруга, жена убирала любовницу, или любовница жену, или любовница мстила любовнику за то, что не могла оторвать его от жены»²². Так народ по доброй воле стал сам себе стукачом, тюремщиком и палачом в одном лице, но при этом с неизменным упорством продолжал искать источник своей злосчастной судьбы в происках инородцев, иноверцев, иноземцев, иноязычных и прочих  «козлов отпущения».  Неслучайно, в своей исповеди «Что я видел и понял в лагере», потерявший около 20-ти лет жизни в лагерях и ссылках В.Т. Шаламов, в качестве одного из самых жестоких уроков жизни отметил «неудержимую склонность русского человека к доносу, к жалобе»²³.

Не меньшую проницательность в вопросе о роли населения СССР в строительстве лагерной империи явил и писатель Сергей Довлатов (1941-1990),  который по сему поводу заметил: «По Солженицыну лагерь — это ад. Я же думаю, что ад — это мы сами...». Видимо, эта тема настолько не давала ему покоя, что он вернулся к ней в сборнике рассказов «Зона: Записки надзирателя» посредством риторического вопроса к своим соотечественникам: «Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить - кто написал четыре миллиона доносов? (Эта цифра фигурировала в закрытых партийных документах.). Дзержинский? Ежов? Абакумов с Ягодой?»²⁴. Зависть, ревность, взаимная неприязнь, сведение взаимных счетов, то есть обычная человеческая подлость, проявляемая в массовом порядке, стала благодатным условием для установления тоталитарного режима в СССР. Попавший в жернова репрессивной машины «рабоче-крестьянской» державы один из руководителей советской разведки генерал-лейтенант П.А. Судоплатов (1907-1996) писал: «Я был не врагом народа, а врагом завистливых коллег — таков был заурядный мотив для травли в годы чисток»²⁵. К месту заметить, что репрессивный молох безжалостно прошёлся и по сотрудникам НКВД СССР. Некоторые из них, особо беспощадно пытавшие своих бывших коллег, шли на заклание вслед за ними в качестве очередной жертвы. Этой трагической странице истории советских спецслужб была посвящена глава «Ликвидация чекистов» в книге известного советского разведчика А.М. Орлова (1895-1973) «Тайная история сталинских преступлений»²⁶.

Иллюстрацией к тому, каким самым непостижимым образом право на неприкосновенность человеческого достоинства, право на свободу и право на жизнь могут быть противопоставлены друг другу в условиях тоталитарного режима может служить эпизод, о котором поведала в упомянутой книге Е.С. Гинзбург: «Однажды ночью в двухместной камере Лубянки она проснулась от какого-то журчащего звука. Это тихонько лилась кровь из руки ее соседки. Образовалась уже порядочная лужа. Соседка Анны - это и была Евгения Подольская - вскрыла себе вены бритвочкой, украденной у следователя.  На крик Анны прибежали надзиратели. Евгению унесли. Она вернулась в камеру через три дня и сказала Анне, что жить все равно не будет. Вот тут-то Анна и дала ей слово, что, если выживет, расскажет все ее дочери.  Когда Евгению вызвали впервые в НКВД, она не испугалась. Сразу подумала, что ей, старой коммунистке, хотят дать какое-нибудь серьезное поручение. Так и оказалось. Предварительно следователь спросил, готова ли она выполнить трудное и рискованное поручение партии. Да? Тогда придется временно посидеть в камере. Недолго. Когда она выполнит то, что надо, ей дадут новые документы, на другую фамилию. Из Москвы придется временно уехать.  А поручение состояло в том, что надо было подписать протоколы о злодейских действиях одной контрреволюционной группы, признав для достоверности и себя участницей ее. Подписать то, чего не знаешь?  Как? Она не верит органам? Им доподлинно известно, что эта группа совершала кошмарные преступления. А подпись товарища Подольской нужна, чтобы придать делу юридическую вескость. Ну есть, наконец, высшие соображения, которые можно и не выкладывать рядовому партии, если он действительно готов на опасную работу. Шаг за шагом она шла по лабиринтам этих силлогизмов. Ей сунули в руки перо, и она стала подписывать. Днем ее держали в общей камере, ночью вызывали наверх и, получив требуемые подписи, хорошо кормили и укладывали спать на диване. Однажды, придя по вызову наверх, она застала там незнакомого следователя, который, насмешливо глядя на нее, сказал: - А теперь мы вас, уважаемая, расстреляем... И дальше в нескольких словах популярно разъяснил ей, какую роль она сыграла в этом деле. Мало того, что он осыпал ее уличной бранью, он еще цинично назвал ее "живцом", то есть приманкой для рыб, и объяснил, что ее показания дают основания для "выведения в расход" группы не менее 25 человек. Потом она была отправлена в камеру, и там ее теперь держали без вызова больше месяца. Тут-то и пригодилась бритва, унесенная как-то из следовательского кабинета...»²⁷. В этом сюжете, как в капле воды, нашел своё отражение весь мир тоталитарной империи: попрание человеческого достоинства, лишение свободы людей, добровольный отказ от права на жизнь.  История СССР доказала, что в условиях отсутствия политической свободы всё это может обрести повальный массовый характер. Как тут не вспомнить знаменитый афоризм якобинского клуба эпохи Французской революции: «Ни один человек не свободен творить зло. Но дабы не совершать зла, он должен быть свободен»²⁸.

Но, что такое свобода? Ответ на этот вопрос представляет собой значительную сложность и по сей день. И здесь, пожалуй, свою актуальность всё ещё сохраняют рассуждения французского правоведа, философа и писателя Шарля Монтескьё (1689-1755) из книги «О духе законов»: «Нет слова,  которое получило бы столько разнообразных значений и производило бы столь различное впечатление на умы, как слово «свобода». Одни называют свободой легкую возможность низлагать того, кого они наделили тиранической властью; другие - право избирать того, кому они должны повиноваться; третьи - право носить оружие и совершать насилия; четвертые видят ее в привилегии состоять под управлением человека своей национальности или подчиняться своим собственным законам. Некий народ долгое время принимал свободу за обычай носить длинную бороду. Иные соединяют это название с известной формой правления, исключая все прочие»²⁹. Камень преткновения, однако, лежит на поверхности: он в многогранности и противоречивости природы явления, получившего наименование «свобода», в её неуловимой изменчивости на разных этапах развития человечества, а также той социальной роли, которая была отведена судьбой каждому индивиду в одну и ту же эпоху. Ведь никто не будет спорить, что банкир и заемщик, следователь и обвиняемый, работодатель и работник, испанский полицейский и баскский террорист, североирландские католик и протестант, шиит и суннит по-разному оценивают и толкуют свободу и справедливость.  Вместе с тем, если подходить к истории развития человечества с точки зрения его борьбы за утверждение свободы, то её определение напрашивается само по себе. Надо думать, что именно подобные соображения вдохновили авторов  французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. на провозглашение знаменитого постулата: «Свобода состоит в возможности делать все, что не наносит вреда другому» ³⁰.

Всякий раз, когда мы говорим о свободе человека, этноса, коренного народа, нации, то подразумеваем политический характер этого феномена. На это обстоятельство обращает внимание один из самых авторитетных исследователей этого явления,  немецко-американский философ, политолог и историк Ханна Арендт (1906-1975): «Свобода же как реальный объективный факт не существует в отрыве от политики, это две стороны одной медали»³¹. Свобода предстает перед нами в качестве интегральной характеристики, обобщенной оценки политической системы под углом зрения её способности обеспечить неприкосновенность человеческого достоинства. Свобода — итог созидания, укоренения и защиты народом демократического политического режима, гражданского общества и правого государства. Это те три кита, на которых зиждется политическая свобода. Подобная концепция позволяет дать соответствующее определение свободы.

Под свободой понимается такое политическое состояние в государстве, при котором любой человек, территориальная или религиозная община, лингвистическое сообщество, этнос или коренной народ, та или иная нация имеют возможность безопасно для себя делать всё, что не посягает на достоинство других людей.

Государство — страж политической свободы и прав народа. Об этом, например, гласит часть 1 статьи 2 Союзной конституции Швейцарской Конфедерации 1999 г.: «Швейцарская Конфедерация защищает свободу и права народа и обеспечивает независимость и безопасность страны»³². В оном контексте мы вполне можем оценивать политическую свободу как национальное достояние всего народа соответствующей державы. Такая свобода и является неотъемлемой характеристикой западной цивилизации, созидателями которой выступили народы таких стран, как Великобритания, Швейцария, Швеция, Дания,  Германия,  Франция, США, Канада, Австралия, Новая Зеландия и других держав западной демократии.

Уровень свободы в том или ином государстве находит своё отражение в таком показателе, как Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), ежегодно публикуемом в рамках одной из программ ООН.

Свобода проявляет себя наяву в том, насколько человек повседневно и повсеместно испытывает бережное отношение к своему достоинству со стороны других людей, общества и государства. В этом смысле можно говорить об атмосфере, воздухе, ауре свободы, которыми «дышит» народ соответствующей страны. Образно говоря, «воздух свободы», который «опьянил» одного из героев популярного советского сериала «Семнадцать мгновений весны» профессора Плейшнера во время его визита в Швейцарию, вполне отражает суть этого благословенного феномена. Политическую же атмосферу, которая в ту эпоху господствовала в СССР, лучше всего характеризует название одной из глав упомянутой книги Солженицына: «История нашей канализации».  Гинзбург в своей книге не смогла найти других слов для характеристики тех лет кроме, как «симфонии безумия и ужаса». Автор  романа «Дети Арбата» А.Н.Рыбаков (1911-1998) вторую и третью книги своей знаменитой трилогии, посвященной тому времени, именовал, соответственно: «Страх», «Прах и пепел». Можно не сомневаться, что каждый из приведенных авторов - современников той эпохи - очень мучительно подыскивал слова, способные отразить её суть.

Поскольку основным незыблемым признаком свободы является демократический режим, то свободу человека и народа всё чаще и чаще ассоциируют с установлением в государстве системы сдержек и противовесов в процессе отправления публичной власти. При таком понимании сути вещей свобода, подчас, отождествляется с понятием демократии. Эта точка зрения стала доминирующей в позиции международного сообщества по отношению к проблеме защиты прав человека. Именно в таком контексте следует понимать слова Генерального секретаря ООН (1992-1996) Бутроса Бутроса Гали о демократии на Всемирной конференции по правам человека (Австрия, 1993 г.): «Только демократия, в рамках государств и внутри сообщества государств, может служить подлинной гарантией прав человека…  Говоря точнее, демократия - это политическая структура, которая позволяет наилучшим образом обеспечить гарантии прав человека… демократия является той самой политической системой, которая обеспечивает наилучшие условия для свободного осуществления индивидуальных прав»³³. В этой проникновенной речи содержится очень тонкое суждение о свободе как политической инфраструктуре, необходимой для торжества прав человека. За этим справедливым суждением кроется, однако, непростая диалектика между деятельностью отдельных людей и судьбой народа. Свободу в конечном итоге получает лишь тот народ, большинство которого готово не щадя живота своего каждый день идти за неё на бой. А сколько этих дней выпадет на долю народа можно судить только по результату: уровню свободы, которого он достиг. Таким образом, свобода не падает с неба: она — интегральный итог многовековой, неистовой и неустанной деятельности многих поколений той или иной нации. Знавшая в этом толк многолетний премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер (1925-2013) по сему поводу заметила: «Для того чтобы свобода прижилась необходима критическая масса людей, которые действительно понимают, что это такое»³⁴.

Согласно канонам конституционного права народу принадлежит первоначальная  учредительная власть по отношению к государству. Иными словами, народ учреждает государство, принимает и изменяет конституцию. Соответственно, народ определяет и форму государства, то есть форму правления (монархия, республика), государственное устройство (конфедеративное, федеративное или унитарное государство) и политический режим (тоталитарный, авторитарный или демократический).

При этом под политическим режимом в настоящей работе понимается система приёмов, методов, способов и форм, посредством которых публичная власть (государственная, муниципальная) реально выстраивает  свои отношения с народом, а также с помощью которых осуществляется фактическое взаимодействие между ветвями власти (законодательной, исполнительной, судебной и муниципальной).

Соответственно:

Тоталитарный политический режим — это система приёмов, методов, способов и форм такого воздействия государства на народ, при котором принцип разделения властей, а также права человека упразднены, в силу чего человеческое достоинство лишено каких-либо форм защиты.

Суть оного очень точно охарактеризовала Ханна Арендт: «Тоталитаризм стремится не к деспотическому господству над людьми, а к установлению такой системы, в которой люди совершенно не нужны»³⁵.

Авторитарный политический режим — это система приёмов, методов, способов и форм такого воздействия государства на народ, при котором  принцип разделения властей остается декларативным, а права человека - фиктивными, в силу чего человеческое достоинство становится достоянием лишь представителей высшего эшелона партии власти.

Демократический политический режим — это система приёмов, методов, способов и форм такого воздействия народа на государство, при котором последнее соблюдает принцип разделения властей, а также обеспечивает неприкосновенность человеческого достоинства путем неукоснительного соблюдения прав человека.

Очевидно, что демократический режим никоим образом не может быть сведен к бесспорному торжеству воли арифметического большинства населения страны без учета права на неприкосновенность человеческого достоинства каждого индивида. Демократический режим – это не власть толпы, а свобода отстаивать основные права любого человека. Поэтому демократический режим с точки зрения западной цивилизации презюмирует неукоснительное и повсеместное соблюдение основных прав. Соответственно, демократический режим предполагает наличие в державе эффективных инструментов защиты индивида. В этой связи вполне правомерным представляется ставшее со временем крылатой фразой утверждение одного из отцов-основателей США Бенджамина Франклина (1706-1790): «Демократия — это когда два волка и ягненок голосуют насчет обеденного меню. Свобода — это когда хорошо вооруженный ягненок оспаривает результат такого голосования».^. В таком контексте можно смело утверждать, что основные права - самое «хорошее вооружение» человека в цивилизованном государстве.

Если форму правления и вид государственного устройства можно в мгновенье ока учредить на общенациональном референдуме, то  политический режим за раз на референдуме установить невозможно. Его зарождение и укоренение в державе – дело жизни не одного поколения народа. Да и не все нации продемонстрировали способность к исполнению подобной исторической миссии. И в этом обстоятельстве, подчас, коренятся базовые истоки тоталитарного и авторитарного режимов в державе.

В условиях глобализации политический режим в отдельно взятой стране может стать проблемой для всего международного сообщества. В связи с чем возникает проблема цивилизационного масштаба: мирное сосуществование по-разному относящихся к свободе людей в одной державе и, соответственно,  разных держав на одной планете. За решение этой проблемы и взялось международное сообщество, которое, обобщив трагическую историю борьбы народов мира за политическую свободу, во всеуслышание заявило об её общечеловеческом значении. Основы современной концепции свободы заложил 32-й президент США Франклин Рузвельт (1882-1945). В своём знаменитом послании конгрессу от 6 января 1941 г. он впервые сформулировал тот минимум свобод, без которых человеческое достоинство в современном обществе остается лишь благим пожеланием. В историю это послание вошло под названием речи о «четырёх свободах»: «В будущем, которое мы стремимся сделать безопасным, мы надеемся создать мир, основанный на четырех основополагающих человеческих свободах. Первая - это свобода слова и высказываний -  повсюду в мире. Вторая - это свобода каждого человека поклоняться Богу тем способом, который он сам избирает -  повсюду в мире. Третья - это свобода от нужды, что в переводе на понятный всем язык означает экономические договоренности, которые обеспечат населению всех государств здоровую мирную жизнь, -  повсюду в мире. Четвертая - это свобода от страха, что в переводе на понятный всем язык означает такое основательное сокращение вооружений во всем мире, чтобы ни одно государство не было способно совершить акт физической агрессии против кого-либо из своих соседей, - повсюду в мире»³⁶. Обращает на себя внимание, что свод упомянутых свобод предполагает повсеместное торжество именно демократического режима.

Политическая свобода народа становится объектом защиты со стороны международного сообщества опосредованно через провозглашение, утверждение и защиту права каждого человека на свободу. Здесь политический феномен обретает правовую форму. Когда отдельные люди начинают повседневно и повсеместно отстаивать своё право на свободу, то есть на утверждение демократического режима в  государстве, и количество этих людей достигает необходимой критической массы, то, в конечном итоге, свобода становится уделом и национальным достоянием всего народа, в целом, и каждого его представителя, в частности. Поэтому можно смело утверждать, что право на свободу в неписанной иерархии прав человека по своей значимости идёт непосредственно за правом на неприкосновенность человеческого достоинства. Подчеркивая теснейшую взаимосвязь этих прав, как высших правовых ценностей, парламент  Израиля 17 марта 1992 г. принял Основной закон о достоинстве и свободе человека³⁷. Что лишний раз свидетельствует: нет человеческого достоинства без свободы народа в равной степени, как нет свободы без бережного отношения к достоинству каждого индивида.

Системный анализ приведенных международных актов и ряда примеров  неправедной практики тоталитарных держав позволяет дать определение  права на свободу.

Под правом на свободу в настоящей работе понимается основанное на Международном билле о правах человека требование к государству, институтам международного сообщества обеспечить установление в соответствующей державе такого политического  режима, который необходим для защиты человеческого достоинства.

По общепринятой классификации право на свободу относится к категории гражданских (личных), абсолютных, негативных прав первого поколения.

В связи с данной концепцией необходимо определить, как комментируемое право при выполнении своей миссии соотносится с другими правами: на свободу мысли, совести и вероисповедания, на свободу выражения мнений, на свободу информации, на  свободу  собраний и свободу объединения, на свободу искусства и науки, на свободу профессиональной деятельности, на свободу предпринимательства, на свободу в выборе защитника своих прав. Представляется, что это соотношение общего с частным. Иными словами, все упомянутые права на конкретные свободы являются частной формой осуществления общего права на свободу. Наличие столь обширного перечня прав на те или иные свободы не лишает комментируемое право  самостоятельного существования и, соответственно, защиты в суде. В случае реальной угрозы существованию демократического режима, гражданского общества и принципа правового государства со стороны конкретной державы любой человек может обратиться с иском в суд, а также в соответствующие международные институты (ООН, Совет Европы, Межамериканская комиссия по проблемам женщин, Организация Американских государств, Межамериканская комиссия по правам человека, Межамериканский суд по правам человека, Африканская комиссия по правам человека и народов) с заявлением о защите права на свободу.

Прецедентом в делах по судебной защите права на свободу в странах западной демократии могут быть дела, которые испанский судья Бальтасар Гарсон возбудил  в  1998 г. против тоталитарного режима Аугусто Пиночета (1915-2006), а  в  2008 г. - Франсиско Франко (1892-1975). При этом обращает на себя внимание, что Палата лордов Великобритании признала арест Пиночета, произведенный на основании ордера, выданного судом Испании, законным. Надо думать, что подобного рода судебная защита права на свободу станет грозным предупреждением для высших должностных лиц любого государства от каких-либо поползновений в сторону установления тоталитарного либо авторитарного политического режима, которые неминуемо приводят, причём в массовом порядке, к посягательству на высшую правовую ценность - человеческое достоинство.

Резюмируя сказанное, необходимо отметить, что право на свободу, по своей сути, является прямым требованием гражданина к государству об установлении демократического режима. Консолидация людей в деле защиты этого права - прямой путь к формированию гражданского общества. Формирование гражданского общества - прямой путь к созиданию правового государства. Созидание правового государства – необходимое условие для защиты всех прав человека. Таким образом, право на свободу - предтеча, общее условие обеспечения всех иных прав человека. При этом важнейшей институциональной предпосылкой обеспечения комментируемого права может стать регулярное проведение общенациональных референдумов по наиболее значимым вопросам государственного бытия,  наличие суда присяжных, а также возможности выборов и отзыва профессиональных судей непосредственно жителями соответствующих населенных пунктов. Лишь сформированная демократическим путём судебная власть способна обеспечить защиту прав человека. Комментируемое право может стать исключительно эффективным механизмом преобразования авторитарного государства в демократическую, правовую державу, если взять за основу вещие слова немецкого поэта, мыслителя и государственного деятеля Иоганна Вольфганга фон Гёте (1749-1832):  «Лишь тот достоин жизни и свободы,  кто каждый день за них идёт на бой»³⁸.

ИСПОЛЬЗОВАННЫЕ МАТЕРИАЛЫ

¹ Бергер Уоррен Е. С чего начинался «Билль о правах» // Комсомольская правда. - № 285 от 11.12.1991 г., с.2.

²Всеобщая декларация прав человека.

³Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод.

⁴Международный пакт о гражданских и политических правах.

⁵Хартия Европейского Союза об основных правах.

⁶ Комментарий Конституции Российской Федерации / под общей редакцией Б. Н. Топорнина, Ю. М. Батурина, Р. Г. Орехова. М., 1994; Постатейный комментарий к Конституции Российской Федерации /под ред. Л.А. Окунькова. М., 1994;   Конституция Российской Федерации: Проблемный комментарий/ отв. ред. В.А.Четвернин. М., 1997; Научно-практический комментарий к главе 2 Конституции Российской федерации «Права и свободы человека и гражданина»/ под ред. К.А. Экштайна. М., 2000;  Комментарий к Конституции Российской Федерации /под редакцией В.Д Зорькина, Л.В. Лазарева. М., 2009; Конституция Российской Федерации: доктринальный комментарий постатейный /под ред. Ю.А. Дмитриева. М., 2009;  Комментарий к Конституции Российской Федерации / автор Е.Ю. Бархатова. М., 2010; Коментар до Конституції України. Київ, 1998;  Конституція України. Науково-практичний коментар. Харків, 2011.

⁷ Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. Статья 5 Право на свободу и личную неприкосновенность. Преценденты и комментарии., с.4.

⁸   Право на свободу и личную неприкосновенность в рамках Европейской конвенции о защите прав человека (статья 5). Interights. Руководство для юристов. Текущее издание на сентябрь 2007 г., с.2.

⁹ Дженис М., Кэй Р., Брэдли Э. Европейское право в области прав человека (практика и комментарии). — М.,1997. С.346-350.

¹⁰ Мучник А.Г. Право на неприкосновенность человеческого достоинства. //Право Украины. – 2013. - № 2.

¹¹ Государственное право Германии : в 2 т. — М., 1994. — Т. 1., с.18

¹² Конституции государств Европы : в 3 т. / под общ. ред. Л. А. Окунькова. — М., 2001. — Т. 1.

¹³  Конституции государств Европы : в 3 т. / под общ. ред. Л. А. Окунькова. — М., 2001. — Т. 3.

¹⁴ Постатейный комментарий к Конституции Российской Федерации /под общ. ред. Ю.В. Кудрявцева. М., 1996.; Комментарий к Конституции Российской Федерации / под общ. ред. В.Д. Карповича. М., 2002.; Комментарий к Конституции Российской Федерации /под общ. ред. Л.В. Лазарева. М., 2009.

¹⁵ Мучник А.Г. Право на личную неприкосновенность.

¹⁶ Кара-Мурза В.В. "Демонстрация семерых". 45 лет спустя.

¹⁷ Платонова Н.М. История мировых цивилизаций.

¹⁸  Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т.2.

¹⁹ Гинзбург Е.С. Крутой маршрут.

²⁰ Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т.2.

²¹ Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т.1.

²² Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т.2.

²³ Шаламов В. Т. Что я видел и понял в лагере.

²⁴ Довлатов С.Д. Зона: Записки надзирателя.

²⁵ Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы.

²⁶ Орлов А.М. Тайная история сталинских преступлений.

²⁷ Гинзбург Е.С. Крутой маршрут.

²⁸ Петер М.Р.Стирк, Дэвид Вейгалл. Концепция свободы.

²⁹ Шарль Луи де Монтескье. О духе законов.

³⁰ Декларации прав человека и гражданина 1789 г.

³¹ Ханна Арендт. Между прошлым и будущим…

³² Конституции государств Европы : в 3 т. / под общ. ред. Л. А. Окунькова. — М., 2001. — Т. 3.

³³ Выступление Генерального секретаря Бутроса Бутроса Гали в Вене на открытии 14 июня 1993 года Всемирной конференции по правам человека.

³⁴ Маргарет Тэтчер. Искусство управления государством. Стратегии для меняющегося мира. М., 2003. С.465

³⁵ Ханна Аренд. Истоки тоталитаризма.

³⁶ Франклин Делано Рузвельт. Четыре свободы.

³⁷  Основной закон о достоинстве и свободе человека.

³⁸ Иоганн Вольфганг Гете. Фауст.

Данная статья опубликована в русскоязычной версии журнала «Право Украины» № 3 за 2013 г.